Пресса

Случай в Эрмитаже. Инсталляции Ильи и Эмилии Кабаковых

Кира Долинина, ​Коммерсантъ С-Петербург​ / 24 июня 2004 Случай в Эрмитаже. Инсталляции Ильи и Эмилии Кабаковых

Первая в России персональная выставка Ильи Кабакова, проходящая в присутствии автора, должна была стать сенсацией. И стала. Вернисаж выставки Ильи и Эмилии Кабаковых «Случай в музее и другие инсталляции», организованной Эрмитажем и Фондом Гуггенхайма при поддержке московской Stella Art Gallery, прошел с аншлагом. Художественный бомонд обеих российских столиц, чиновные лица, два автобуса высшего руководства Фонда Гуггенхайма составили очередь на вход, а толпы фотографов, фиксировавших каждый шаг художника, сделали его проходы подобными подъему по каннской лестнице. Очередь на выставку отстояла Кира Долинина.

Илья Кабаков — самый известный в мире из ныне живущих русских художников. Носим на руках он давно, еще даже до того, как эмигрировал из Москвы в Нью-Йорк в 1988 году. Лидер московского концептуализма, мэтр, гуру для нескольких поколений российских радикалов, господин Кабаков и в отечественном, и в западном контексте не имеет себе равных. Ему — лучшие залы и музеи, ему — премии и почетные степени, про него — каталоги и монографии.

Как должен выглядеть этакий небожитель? Быть по-нью-йоркски в черном, немного авангардном, передвигаться со свитой, смотреть стремительно и немного свысока? Ничего подобного. Мировая знаменитость Илья Кабаков — невысокий седой человек в вытянутом свитере, с вечной авоськой-пакетом в руках, хитрыми глазами и всегда сопровождающей его женой-соавтором. Таким он ходит по «Документам» и биеннале, таким сидит на посвященных ему конференциях, таким приехал и в Петербург — после 16 лет отсутствия на родине. Однако этот «простой», как какой-нибудь попутчик в трамвае, человек совсем не прост. Это один из самых умных современных художников, и все, что он делает, есть прежде всего игра ума. Как, впрочем, игрой ума является и само концептуальное искусство, развившее до невиданных высот умение трезвым расчетом вызывать у зрителя самые что ни на есть тонкие эмоции.

Илья Кабаков — художник словесный. То есть «литературная» составляющая его искусства первична по отношению к визуальной. Этот прием у него обнажен до предела: практически все его работы снабжены подробными комментариями, а в каталогах печатаются даже его собственноручные описания представленных проектов. При этом говорит он мало, его интервью редки и немногословны, предпочитает беседы с друзьями, которые явно представляются им как будущий письменный текст. В интервью Ъ (см. номер от вторника), например, практически на все вопросы супруги Кабаковы имели один ответ: «Трудно (вариант — невозможно) ответить». Иногда вообще отделывались многозначительным вопросительным знаком. Это, конечно, жест. Как жестом в такой ситуации оказывается практически каждое слово художника. Вот, например, говоря о своем творчестве, он повторяет: «Этот художник». Здесь и парадоксальное абстрагирование от самого себя, и игра, доведшая его уже несколько раз до создания выдуманных художников, и обозначение брэнда, который в конце 1990-х из «Илья Кабаков» стал «Ильей и Эмилией Кабаковыми».

«Этот художник» представил в Эрмитаже отчет-монографию. Под выставку отведено четыре небольших зала. Первый посвящен проектам осуществленным (макеты, описания, фотографии). Во втором две интимные инсталляции — «Туалет в углу» и «Жизнь в шкафу», которые войдут в постоянную экспозицию Эрмитажа. Третий зал похож на первый — с той лишь разницей, что тут нереализованные проекты, проекты-предложения. В четвертом зале представлена одна из знаменитых кабаковских тотальных инсталляций — «Случай в музее». Все работы выполнены после отъезда из России и на родине художника не показывались.

О чем говорит «этот художник» и что из своего репертуара он захотел показать в России? Репертуар практически полный: коммунальный быт и частная жизнь, красота мусора и мусор красоты, социалистическая школа и красный уголок, изоляция и свобода. А еще ангелы, башни, лестницы — мотивы чуть ли не абстрактные, далекие от какой-либо «советскости». В отличие от более ранних работ, здесь меньше персоналий, знаменитых кабаковских «человеков, которые...», но больше художнического тоталитаризма.

Одним из открытий, которыми Илья Кабаков вошел в историю искусства, стал жанр тотальной инсталляции. «Случай в музее» — чистейший ее образец. Художник описывает место и программирует поведение зрителя, как делал бы это самый изощренный театральный режиссер. Пространство, в котором путь зрителя предопределен художником, свет и ракурсы, раз и навсегда расписанные им же, полное погружение в жизнь (или идею), созданную воображением художника. В Эрмитаже зрителю предлагается войти в плохо освещенную комнату, отшагать несколько метров по мосткам, возведенным над полом, прочитать «объясняющий» текст, посмотреть в бинокль и пойти дальше по тем же мосткам, которые ведут прямо к выходу. Этот путь позволит зрителю увидеть центр комнаты, освобожденной явно наспех, углы с раскиданными стульями, перевернутые скамейки, темные картины по практически лишенным света стенам и маленьких белых человечков на расчищенном будто смерчем полу.

Автор объясняет: в назначенный день, в назначенном для лекции художника Кабакова месте должно было появиться что-то внезапное... Что это было — «свидетельства очевидцев расходятся...». Но так ли важен сюжет — художник же все уже просчитал за нас: он точно знает, как мы пойдем, что увидим, а что нет, как нетерпеливые посетители будут нас подталкивать сзади к выходу, как мы захотим взглянуть в бинокль... Он не только все рассчитал, но даже это записал. Он знает даже то, что зритель окажется перед выходом, «так и не понимая: то, что ему показали, было «всерьез» или его просто пытаются дурачить эти проклятые «концептуалисты»».

«Этот художник», безусловно, диктатор. Но диктатор, говорящий с нами о нашей свободе и нашем же неумении с ней обращаться. Тесноватые залы еще не вычищенного до конца Главного штаба оказались удивительно удобны для подобного разговора. Илья Кабаков открыл здесь то, что пока существовало только в планах Эрмитажа, — пространство современного искусства. Музею остается только подчиниться диктатуре «этого художника» и идти за ним дальше. Потому что то, что показали, явно было «всерьез».


Выставка Ильи и Эмилии Кабаковых, несмотря на громкое имя Государственного Эрмитажа, во многом результат частной инициативы. Владелица московской Stella Art Gallery галеристка Стелла Кей рассказала Ъ, в чем здесь ее интерес.

— Ваша галерея работает с современными зарубежными художниками. Вы поддержали выставку Ильи и Эмилии Кабаковых в Эрмитаже потому, что это русский автор, или потому, что это западная звезда?

— Не думаю, что стоит искать пропорции и соотношения присутствия России и Запада в жизни и творчестве этого великого современного мастера. Илья и Эмилия Кабаковы — люди мира. Именно поэтому Stella Art Gallery, представляющая в России самое современное западное искусство, с удовольствием приняла приглашение стать одним из организаторов первой персональной выставки художников в России. Кроме того, этот проект прекрасно вписывается в наше новое направление деятельности, предполагающее активную работу с русскими художниками.

— На недавней ярмарке Art Bazel работы господина Кабакова были представлены тремя галереями. Как складываются ваши отношения с этими галереями? Есть ли у вас эксклюзивные права на продажу работ Ильи Кабакова в России?

— Да, Stella Art Gallery имеет эксклюзивные права на продажу произведений Ильи и Эмилии Кабаковых в России. Это, кстати, одна из причин, почему Stella Art Gallery стоит в ряду организаторов выставки в Государственном Эрмитаже. Что касается других галерей, предлагающих работы мастера, у нас с ними партнерские отношения, а с некоторыми владельцами этих галерей просто дружеские.

— Есть ли своя специфика в работе с инсталляциями?

— Инсталляция — это особая форма художественной организации пространства, поэтому в данном случае галерист полностью зависим от творческих решений художника. Для меня одним из самых ярких примеров современной инсталляции явилась инсталляция Ильи Кабакова для оперы «Святой Франциск Ассизский» Мессиана, которая стала неотъемлемой частью сценографии этой постановки, представляя собой уникальную гармонию цвета и звука.

упомянутые Художники